Я — истребитель - Страница 51

Свое самомнение я получил, пробуя летать на самых разных типах самолетов, и на первых же минутах сразу понимал, что и как можно на ней делать. Чувствовал машину. Даже во время авиашоу во Франции над аэродромом «СЕРНИ-ФЕРТЕ-АЛЛЕ» под Парижем в прошлом году, где я летал на B-24 «Либерейтор», который мне разрешил пилотировать хозяин этого самолета, так я почти сразу его «понял». Несмотря на то, что рядом сидел хозяин и тревожно смотрел что я делаю. Однако спор с дядей Жорой он проиграл, в том, что я не смогу управлять им, а я смог.

— Возвращаться мы не можем… — начал было говорить Никифоров, как я досадливо прервал его.

— Да не в этом дело, я ПОКА его не почувствовал, мне нужно время. Так что я сейчас буду делать небольшие маневры, и виражи, вы внимание не обращайте, лучше за воздухом следите.

— Мы с курса сбились. Возьми на семь… это правее, — сказал он.

— Знаю я как ориентироваться, — пробурчал я, делая осторожный поворот направо.

— Вижу линию фронта, — сказал я, делая легкие виражи на право, налево. Дымы от горящей техники действительно были видны хорошо.

— Курс семнадцать, — сказал Никифоров.

Повернув, куда он приказал я, внезапно для всех заорал:

— Аааа. Есть! Чувствую машину!!! Чтоб ее… в… и…

— Командир в чем дело? — попытался прокричатся через мой мат, Никифоров.

— Я машину почувствовал!

— Все нормально? — осторожно спросил Никифоров.

— Норма, все самолет мой, — и в подтверждение сделал бочку с выходом из пике.

— Командир больше так не делай, или лучше предупреждай, мы и так поняли что у тебя все в порядке, — сердито сказал Никифоров, под одобрительное молчание Степанова.

— Подходим к месту прорыва. Начинаем работу, — внезапно сказал штурман.

— Работаем, — ответил я.

Во время поворотов я внимательно осматривал землю, изредка отвлекаясь от наблюдения за небом. Особист постоянно бормотал в ларингофон передавая данные о местоположении немецких и наших войск, количестве и вооружении. Честно говоря, что он там видит, на изрядно задымленной земле, не понятно, но он не умолкает не на минуту, указывая куда мне и где повернуть.

В километре от нас, двенадцать «хеншелей» бомбили наши войска, неподалеку висела «рама», от чего я крепко сжимал штурвал, так хотелось атаковать их.

— Командир, под нами мост, и скопление войск. Штаб приказал разбомбить его, — сказал Никифоров, на миг прервав передачу данных.

— Ху. м что ли?

Оба члена экипажа засмеялись.

— Нет. Думаю вторым вылетом. Взять полную нагрузку и… Справимся?

— Не знаю, я истребитель. Не бомбил никогда. Попробуем.

Мы висели над войсками Вермахта еще минут тридцать, после чего ушли от места прорыва на юг, согласуясь со штабом фронта.

— Товарищ политрук, горючка на исходе, — сказал я особисту.

— Сейчас… Возвращаемся, нам дали разрешение.

Самое сложное это посадка. Поэтому на подлете к аэродрому я был во внимании, оба члена экипажа следили за воздухом, чтобы нас не сбили при посадке, так что я не отвлекался, наблюдая еще и за небом.

— Есть касание, — пробормотал я, и стал притормаживать самолет, полностью убавив газ. Когда мы подкатились к месту стоянки, где нас уже ждал топливозаправщик, машина с бомбами и механики, я дал газу и лихо развернулся, заглушив моторы. От штаба к нам пылила полуторка с командованием.

Я последним вылез из машины, и встал под ветерком, который остужал мое разгоряченное тело. Гимнастерка вся в пятнах пота, под ветром стала слегка холодить тело. Сильно зачесалась спина, там, где рана. Потянувшись, я под гудение нагнетателя бензовоза, и шум бензиновой струи в бак, сказал присевшему рядом на снятый парашют, Степанову:

— Хорошо-то как. Слушай, а нас кормить то будут? А то есть охота.

— Не знаю, товарищ старший сержант.

— Будут, товарищ старший сержант, столовую предупредили… да вон уже несут, — сказал один из ползающих по самолету механиков.

И действительно от столовой к нам быстрым шагом, даже можно сказать трусцой спешили две официантки с бидоном и корзиной.

Особист, вместе с фотоаппаратом уехал в штаб, оставив начштаба. Переговорив с механиками, которые заканчивали осмотр раскаленных моторов, он направился к нам.

— Так, товарищ старший сержант. Теперь составляем рапорт о вылете, — сказал он подходя к нам, и на ходу доставая лист бумаги.

Вздохнув, я встал и используя крыло как стол, согласуясь с капитаном быстро накидал черновик.

— Нормально. Теперь переписывай.

Написав рапорт и расписавшись отдал его капитану, который изучив, и как-то озадаченно кинув на меня взгляд, тоже расписался, что-то дописав, После чего убрал лист в папку, и направился к штабу.

«По-русски же писал, что это он так на меня посмотрел?» — озадаченно подумал я, гладя ему в спину.

— Кушайте товарищи летчики, — услышал я девичий мелодичный голосок.

— Что у нас сегодня, Любаш? — спросил я у знакомой официантки, которая носила нам обед в санчасть.

— Вареники.

— Вишневые?

— Нет, товарищ летчик. С творогом.

Вернувшийся без фотоаппарата особист, присоединился к нам. Быстро и торопливо пообедав, мы снова заняли свои места, и после приказа пошли на взлет.

— Ну ни хрена себе!!!

— Что? — спросил особист.

— Да как ей управлять теперь? Мы сколько взяли?

— Так механик же говорил…

— Да говорил что полную, а сколько это?

— По две двестипятьдесятых на внешних держателях, и шесть соток во внутреннем бомболюке.

— Тысяча шестьсот?!!!